Опаздываю, и, как назло, никакого транспорта, один автобус проскочил мимо битком набитый. Голосую – две машины промчались, еще одна легковушка, не останавливается. Почему по мобильнику такси не вызвать? – удивится современный читатель. Но речь веду об Уфе 36-летней давности. Срывалось деловое рандеву, стрелка часов двигалась неумолимо.
- Опаздываете? – отворилась дверца притормозивших «жигулей». - Садитесь. Вам куда?
Пожилой водитель как будто смутился: «Мне вообще-то в другую сторону… Да вы не беспокойтесь… Подвезу».
На заднем сиденье покачивалось молодое деревце, аккуратно завернутое. Конечно, садоводам такое золотое октябрьское утро нельзя упустить.
- Да, в сад еду, - кивнул головой. – То есть нет… сыну везу. Они с тещей живут. А при доме садик. У меня машина своя, вот и езжу туда-сюда, помогаю. Яблоньку будем сажать…
- Вы на пенсии? – спросила и пожалела, потому что он вздохнул как-то грустно, но тут же улыбнулся. – Ушел с завода на пенсию, уже давненько, но всегда при технике. Сначала мотоцикл был, теперь вот машина. С техникой возни много – то починить, то куда подвезти кого. Я и работал по связи – опять же техника…
Какой-то парень чуть не прыгнул к нам под колеса. Водитель тормознул, головой покачал: «Молодой, горячий, - и после паузы. – Эх, ведь и мы когда-то… До войны и в войну…»
- На фронте были?
- А то как же! Кто тогда не воевал? Добровольцем пошел. Сначала служил в 32-м кавалерийском полку связи Башкирской дивизии…
- Спасибо, я приехала.
Руку с деньгами отвел.
– Нет, нет, не обижайте. Вижу – человек опаздывает… Если куда поехать надо, - протянул бумажку, - здесь мой телефон. Машина по распоряжению министра Гречко досталась как ветерану. На ней разве ж за деньги возят… - его немолодое лицо осветилось улыбкой, и васильковые глаза удивили своей нетронутой чистотой.
Бумажка, которую сунула в карман, заменяла визитку, вошедшую в жизнь несколько позже: мелким почерком под цифрами было написано – Жеребов Николай Александрович. Прошел день, другой, а меня не оставляло ощущение какой-то виноватости перед симпатичным человеком – за прервавшийся разговор, за недослушанный рассказ… Да и газетная деятельность толкала на продолжение знакомства с бывшим фронтовиком. Однако номер, обозначенный на бумажном клочке, не отвечал ни утром, ни вечером. Вспомнила, он же говорил, что работал по связи, слово «завод» тоже возникало. «Промсвязь»? Набираю номер отдела кадров. Тогдашний начальник Мельников Григорий Михайлович отвечает охотно и приветливо:
- Жеребова знаю, а как же. Отличный работник, слесарь по ремонту оборудования. На заслуженный отдых проводили ещё в 1973-м. очень добросовестный, грамотный. Да вы подробнее старшего мастера расспросите – Васильева Виктора Павловича.
Тот добавил похвал:
- На работу вернул бы хоть сейчас. Опытный и аккуратный, молодым всегда помогал. Любой у нас о нем только добром отзовётся. Уважение ему от людей и за труд, и за войну. А уж скромности великой человек… К телефону не подходит? Вроде у него всё в порядке, кто-то из наших с ним виделся не так давно.
Без прикрас
Теперь мне уже вдвойне хотелось с Жеребовым повстречаться, раз его в коллективе за прошедшее без него десятилетие так благодарно помнят. Домашний телефон продолжал молчать, а когда наконец хозяин взял трубку, от его первоначальной любезности («Помню конечно. Опять куда-то спешите?») после моих объяснений не осталось и следа: «На заводе как-то делился с молодежью фронтовыми историями. И хватит. Я же не герой какой. Обыкновенный солдат, таких сотни и тысячи, труженики войны».
На мои возражения, что таких и надо показывать, что их мужество и принесло Победу, немного смягчился:
- Да и некогда сейчас. Друг приехал, надо его по Уфе покатать. Как-нибудь в другой уж раз…
А в другой раз с затаенной гордостью сообщил, что звали его на завод опять, а ещё дома по хозяйству много чего нужно. И только на третий раз сказал, будто решившись, твердо и прямо:
- Я хочу, чтобы точно и без прикрас. А потому сам, как смогу, напишу. И кое-какие документы приложу.
Через две недели на редакционный стол легли пять листков в клеточку, исписанные уже знакомым мелким почерком, и старенькая папка – «с официальными бумагами». Помня свое обещание ничего в записях не менять, я и сегодня воспроизведу его текст полностью.
«В октябре 1941 г. бои велись за Загорском, Московской области. Своего коня я променял тогда на мотоцикл Л-200 (до войны занимался спортом, участвовал в мотокроссе по 14 районам Башкирии – 1205 километров, 65 ходовых часов). Как только отогнали фашистов от Загорска, 28-ю армию перекинули по железной дороге. Части Красной армии отступали, шли через сожженные села, где стояли одни трубы. Станции в огне. Оставили Харьков. На высоте Горневой бой был сильнейший, немцев побили сотнями - кругом трупы. На этой высотке на командира эскадрона связи майора Алешкевича в бою фашист напал. Сидит на нем и душит, я на гитлеровца навалился и держал, пока он дышать перестал. Сколько раз бойцы так друг друга от смерти спасали…
Командир полка дает мне в один из дней задание: доставить на передовую, где идут бои, два секретных пакета. Дороги заминированы, и меня прямо с мотоциклом спустили через гору на полевом кабеле, сплетенном втрое. Один пакет – артиллеристам, другой – командиру танкового подразделения, прикрывавшего наше отступление. Танкисты стояли насмерть, гибли, как панфиловцы. На обратном пути попал под бомбёжку и оказался в госпитале с контузией. Но утром гитлеровцы заняли село; кто мог двигаться, бросился к переправе – это за 19 километров. Сама переправа была разбита, народу скопилось много, переправлялись кто на чем. Я тогда многих спас, кто тонул, не умея плавать. На другом берегу буксовала машина, мы ее вытащили из грязи и добрались до ближайшего госпиталя. В Камышине нас погрузили в пароход – до Астрахани, - он, хоть и был замаскирован, немцы все равно бомбили. Два месяца провалялся в госпитале, потом опять в 28-ю армию, которая в Астрахани доформировалась. Меня зачислили в отдельный полк связи, помощником командира взвода мотоциклистов.
Однажды «юнкерсы» подожгли завод, основную дорогу окутали огонь и дым. Скопилось много машин. Мне нужно было на мотоцикле спешить с донесением, и я проскочил через огненный ад, за мной последовала и другая техника, что было отмечено во фронтовой газете».
Год 1943-й
«Зимой перед наступлением разведчикам никак не удавалось взять «языка». Я к этому времени раздобыл себе трофейный немецкий мотоцикл с коляской и пулеметом – вот мы и вызвались с напарником Красильниковым из Саратова достать пленного. Помчались на большой скорости, догнали фашистского связного мотоциклиста, обезоружили и затолкали в коляску. Не успели отъехать, как по нам открыли артиллерийский огонь. Но все обошлось, доставили «языка» в особый отдел армии.
В начале 1943-го началось массовое наступление наших войск. В небе появились краснозвездные самолеты, а до этого только с паучьей свастикой. На душе стало радостно, но немцы только ожесточились. Однажды повез генерала на передовую, мороз градусов 40, а тут еще «мессершмитт» нас заметил и давай обстреливать. Генерал приказал остановиться, спрятаться, но я погнал вперед – самолет влево, я вправо, немец вправо, я влево. Так и проскочили. Впервые я ослушался командира, действуя не по приказу, а по воинскому опыту.
При взятии Ростова мы с Красильниковым доставляли срочный пакет. Чтобы нас не было видно немцам из-за кустов, ехали так: я на коленях на подножке и рулю, а сержант из коляски по моей команде газует ручкой – больше, меньше, а если бы я сел в седло, я высокий, меня бы увидели. Вокруг затаилась наша пехота, нельзя было навлекать на нее стрельбу. За отличное выполнение задания нас обоих наградили медалью «За отвагу».
Прервав в какой-то момент чтение записок, я открыла папку с официальными бумагами, как ее назвал Николай Александрович. Обнаружила там почетные грамоты – 41 года и 1952-го – за призовые места в мотокроссах, наградные книжки – боевых медалей и трудового ордена «Знак Почета», газетные вырезки с упоминанием Жеребова как бесстрашного солдата и отличного слесаря. На листке, заполненном каллиграфическим почерком, значилось: «Боевая служебная характеристика старшего сержанта Жеребова Н.А.» С августа 42 года по 15 мая 1944 –го служил в должности командира отделения мотоциклистов в роте ПСС в/ч 41780. «Не считаясь с опасностью для жизни, в стужу и непогоду, с честью выполнял сложнейшие боевые задания, личным примером увлекая товарищей… Он был любимцем однополчан, как молодых, так и старших. Отлично владел техникой, требователен к себе и подчиненным». Подписи – командир роты Обидин, парторг Князев.
Опять берусь за воспоминания Жеребова. Узнаю, что участвовал в освобождении Мелитополя, Каховки, в форсировании Днепра – под бомбежкой на плотах перевозили технику. Затем брали Херсон, Николаев. Ездил с донесением в Одессу. «Одного года недовоевал до Победы – по контузии отправили в тыл. Распростившись с гвардейской Краснознаменной 28-й армией, начал работать опять в Уфе, сначала в управлении связи, затем на заводе «Промсвязь».
Послесловие
Некоторое время мы перезванивались с Николаем Александровичем. Потом изменились номера телефонов, и я потеряла его из виду, что очень обидно и несправедливо. Потому что мне встретился достойнейший человек, настоящий патриот в незатасканном зачастую смысле этого высокого слова, для которого важны не красивые показушные слова, а правда и умение за нее постоять как в бою за Родину, так и каждым часом славной трудовой биографии. И всей своей жизни по главному закону – закону совести. Потому и васильковые глаза моего доброго знакомого сохраняли незамутненную чистоту и ясность…
Алла Докучаева.
krosh1969@list.ru