По субботам обязательно заглядываю в блог Бориса Акунина, also known as Григорий Шалвавич Чхартишвили. «Любовь к исто-рии» называется, и девиз его - «Добро пропадает». Чтобы «вкусные» факты, нарытые им в глубинах прошлого, но так и не исполь-зованные в книгах, окончательно не пропали.

На прошлой неделе он рассказал о своей неизменной любви к старым газетам, которые читает для погружения в описываемую эпоху, и привел в сканированном виде три «жемчужины» из своей коллекции. Среди них маленькая заметка, опубликованная в ноябре 1925 года в московских «Известиях», об ограблении 112-летней монахини Платониды. Дело было в Кашире, где старушка проживала в келье на покое. Мазурики взломали ночью окно, перерыли вещи, нашли четыре золотых червонца и на двадцать восемь рублей серебра и скрылись, но недалеко. Рабоче-крестьянская милиция взяла их по свежим следам.

Cобытие воспринимается как исключительное. Злодеев ловят, старушке сочувствуют, справедливость торжествует. А мне вспом-нилось сухое, деловое объявление, которое я сама вычитала в «Красной Башкирии» за январь 1931 года. Там тоже речь шла о мо-нахинях и их имуществе.

«Начальник 1 отделения Уфимской гормилиции т. Бикбулатов объявляет, что будут продаваться с публичных торгов конфиско-ванные вещи монашек, заключающиеся в следующем: тулуп, швейная ручная машинка, шкаф, ряса, шали, платки, холсты, чулки, варежки, наволочки, простыни, полотенца, примус и др. вещи, оце-ненные для начала торга от 1 до 60 р.».

Следом идут даты аукционов, точные адреса, фамилии, имена, отчества несчастных женщин. Отбирать носильные вещи и по-стельное белье, примус и швейную машинку, которой хозяйка за-рабатывала себе на жизнь, - ужасно. Но вдвойне ужаснее обыден-ность происходящего, уверенность милицейских чинов в своем праве и явная ничтожность выгоды (ношеные варежки и чулки - никак не богатство).

Это были, похоже, последние насельницы Уфимского Благове-щенского женского монастыря, что стоял на улице Усольской, ныне Сочинской. Монахини, которые жили там, неустанно трудились на благо своей обители, шили, вышивали золотом, ткали, обучали своему ремеслу бесприданниц и сироток. Сразу после революции монастырь ликвидировали, церковные ценности изъяли, монахинь объединили в «воспитательную сельхозартель». Они так же шили, только теперь не в послушание, а из-под палки. В 1929 году были закрыты Иверская и Александро-Невская церкви на территории монастыря, в 1930-м взорван пятиглавый Благовещенский храм. Немногочисленные монахини приютились кто где. Тут карающая десница пролетариата лишила их последнего, даже имен, получен-ных при постриге.

Платониду худо-бедно оборонили. Судьба уфимских монахинь никого не волновала. Смогли ли превозмочь долгую зиму и холод-ную весну Гагина Евдокия Савельевна, Козлова Матрена Романовна, Никашева Ефросинья Максимовна, Лушкина Прасковья Ивановна, сестры их по несчастью? Что с ними сталось потом?