Может быть, и не стоило снова откликаться на спектакль «Метель» Государственного академического Русского драмтеатра, премьера которого прошла в ноябре 2017 года, если бы в начале сезона в паре с ним не появилась новая работа труппы – «Барышня-крестьянка». Впрочем, есть и еще повод вернуться к «старой» премьере: она была сыграна в основном молодежным составом, с явным желанием завести публику, по которой артисты соскучились (и которая обоюдно соскучилась в паузы пандемии), так что смотрелась «Метель» зрелищем живым и не утратившим налет взволнованности самых первых своих вечеров.
И все-таки главное – послевкусие, которое не выветрилось, едва закрылась дверь театра, а сохранилось радостным ощущением сегодняшнего знакомства с «вчерашним» классическим произведением. Постановщики современного прочтения известной повести Пушкина, не отойдя от текста оригинала, так удачно использовали набор общепринятых нынче постановочных средств, что атмосфера давно прошедших дней повернулась к зрителю по-пушкински лукавой подоплекой. Вроде бы и должное отдаем, и остроумно посмеиваемся. В самом деле, нужны ли декорации, когда актер (в данном случае Тимур Гарипов, замечательно играющий в спектакле), подбросив вверх белые хлопья, может просто сказать, что наступила зима. И не нужен антураж помещичьего дома, если его легко себе представить по одной «говорящей» детали. Осмысленный сценический минимализм развивает воображение почти как читаемая хорошая книга. В «Метели» новомодные приемы порой и расширяют представление о написанном в повести. Например, Марью Гавриловну играют две актрисы, одна из которых балерина, и представленные хореографом – постановщиком Валерием Архиповым лирические картинки лучше слов раскрывают период романтической влюбленности семнадцатилетней девицы, «воспитанной на французских романах», и пылкого армейского прапорщика. В роли повзрослевшей Марии Гавриловны уже профессиональная актриса показывает иной этап женской любви, когда к чувству добавляются в изрядном количестве «военные действия», чтобы понравившийся Бурмин «бросился к ее ногам»… Этот и другие успешные моменты по воле признанного мастера режиссуры Михаила Рабиновича изящно развивают действие с включением танцевальных придумок хореографа, которые вписываются в общий рисунок точно, без лишнего перебора. Мощно ведет за собой спектакль гениальная музыка Свиридова – и оттеняет происходящее, и одновременно наращивает энергию космическую, на фоне которой смешным пустячком выглядит рассказанная история. В заключительном вальсе легко кружатся актеры, прихватив в свои ряды музыкантшу из оркестра и сбросив с себя обозначения сыгранных персонажей.
В нынешней премьере по пушкинской повести «Барышня-крестьянка» тот же Валерий Архипов выступает в триединстве автора сценической версии, режиссера-постановщика и хореографа. Довелось слышать разные мнения – от полного восторга до скептической снисходительности. Восторженные отзывы правомочны: водевиль приятно смотреть, он незатейлив и жизнерадостен. Кстати, и Белинский называл саму повесть «неправдоподобно-водевильной». Бесконечные переодевания в веселом розыгрыше, придуманном двумя юными озорницами, – самая милая основа для музыкально-танцевальной театральной фантазии на любовную тему, так что зрителю, особенно молодому, было где и посмеяться, и поудивляться перипетиям сюжета, и благодарно похлопать в ладоши.
Противоположная сторона пожимала плечами: зачем перелопачивать произведение, которое и без того замечательно укладывается в водевильную постановку? Зачем Муромскому «проказничать» не на английский, а на французский лад? Видимо, на фоне нынешней англомании слишком было бы смело воспользоваться возможностью по-пушкински пародийно высмеять явление, активно вытесняющее великий и могучий русский язык, о чем так пафосно сожалеет официальная пропаганда…
Между тем мисс Жаксон превратилась в Жаклин, роль ей отведена минимальная, и актрисе Татьяне Григорьевой, которая в «Метели» отлично изобразила («в шутку и всерьез») Прасковью Петровну, здесь и играть особо нечего. Сцена, где Лиза за свои причуды прикидывается паинькой перед гувернанткой, вообще выпала из канвы происходящего. А была бы очень кстати после невероятно комичного появления перед гостями двух абсолютно неразличимых особ. И эти, и другие танцевальные картинки, которые и замещением пауз, и смысловой нагрузкой помогают восприятию спектакля, ближе к концу начинают утомлять затянутостью.
Приверженцы приближения к подлиннику считают, что, несколько «сократив» порывы хореографа, можно было бы кое-что добавить в арсенал сценариста. Например, подумать о концовке. У Пушкина Алексей вошел к Лизе без доклада… и остолбенел, а она «вздрогнула, подняла голову и хотела убежать». Он обрадован, она смущена… В постановке заключительный аккорд строится почти в духе той «продвинутой» молодежной тусовки, когда девица виснет на своем кавалере посреди тротуара: Лиза специально ожидает Алексея в саду, «руководит» их свиданием и завершает его победным поцелуем. Жаль, что те из присутствующих в зале старшеклассников, которые не привыкли дружить с книгой, так и не узнают в симпатичной повести Александра Сергеевича о трепете и самоотверженности чувств, нахлынувших на ее героев… Разочарованные зрители резюмируют свои замечания: коли хотите далеко увести сюжет в свою сторону, так и укажите в программке «По мотивам повести А.С. Пушкина», и тогда претензии снимутся…
Нынче в оценке любого явления – пусть политического или в области искусства – принято непримиримое деление на черное и белое, а так хочется консенсуса, доброжелательной поддержки. Думается, что во взгляде на театральные новации должна присутствовать и «третья позиция», которая всегда оценит вложенный труд, старание, потраченные нервы, долгие репетиции и надежды на теплый зрительский прием. Во все времена новые поколения опровергали установки отцов, искали иные формы выражения, старались быть на пике моды, пытаясь выдвинуться вперед. Не помню, кто из умных людей сказал, что новомодные течения в искусстве в конце концов становятся привычными, потом уходят в прошлое, но из множества проб, ошибок, удач рождаются шедевры, они и шагают в будущее.
Немного по-другому, но в похожем ключе высказался недавно в телевизионной передаче широко востребованный во всем мире композитор сверхсовременной музыки Антон Батагов. Вспоминая себя в возрасте, когда низвергают прошлые достижения, морщатся от «нафталина классики», он отметил, что по прошествии лет пришел к более зрелому пониманию вещей, к поиску собственного творческого пути, к осознанию ценности классического наследия как обязательной основы для дальнейшего развития. А потом певец и симфонический оркестр исполняли одно из произведений сверхмодного Батагова. Не было слышно прямых отголосков из Баха или Чайковского. Странным казалось название «Я больше не боюсь». Но эти не очень привычные звуки задевали и вызывали отклик. То была извлеченная из множества стандартных музыкальных нововведений какая-то особенно удивительная музыка. Прекрасная музыка.
Алла Докучаева.
krosh1969@list.ru