Таинственная история произошла в нашем городе накануне нового 1928 года. Город захватила неведомая болезнь. В детскую амбулаторию потянулись вереницы маленьких пациентов.

Как писала «Красная Башкирия», у больных отмечались «тяжесть в голове, слабость, шатающаяся походка, посинение губ, серая окраска лица». Встревоженные родители нервно вопрошали:

- Что с нашими детьми? Опасна ли болезнь? Есть ли нужные лекарства?

- Черт знает что такое! - восклицали медики, разводя руками, - вот уже у которого ребенка одинаковые симптомы, а что за болезнь - не разберешь!

Старший врач пощипывал в недоумении бородку и покачивал головой. Он только что перерыл всю свою медицинскую библиотеку, но не нашел указаний, которые помогли бы ему вскрыть характер заболевания. Он не мог дать определенного ответа, и это еще более усиливало тревогу. Правда, смертных случаев не наблюдалось. Заболевшие ребята, пролежав несколько дней в больнице и погладив на прощание толстого больничного кота, выходили «на волю» бодрыми и веселыми.

Тем не менее число случаев неведомого заболевания росло, болезнь грозила принять массовые размеры, положение становилось все более серьезным. «На ноги был поднят Горздрав - в него пачками посыпались заявления возмущенного бессилием медицины населения с требованием принять решительные меры к распознаванию загадочной эпидемии», - бьет в набат корреспондент Путилин.

Разгадка, как водится, пришла неожиданно. И помог в этом обыкновенный фининспектор, обследовавший съестные лавочки на Верхне-Торговой площади, у Гостиного двора. В одной из кондитерских, где торговали немудрящими леденцами, помадками, мятными жамками, товарищ Фролов обратил внимание на необыкновенные розовые пряники в высоких стеклянных вазах, в изобилии украшавшие прилавок. Сразу вспомнилась праздничная елка в народном училище, увешанная золочеными шишками и медовыми пряниками на ниточках, с подарками в холщовых мешочках. И хотя елки на десятом году Октябрьской революции давно не ставились, товарищ Фролов решил порадовать своих детишек забытым лакомством.

Он уже хотел просить любезного хозяина отвесить немного пряников, как вдруг на подоконнике заметил бутылку с надписью «Для шерсти». Фининспектор - человек въедливый, имеет привычку совать нос, куда не спрашивают. Стал приглядываться Фролов, пытаясь понять, в чем дело. На лице хозяина мелькнули смущение и тревога.

- Эге, дело не чисто…

Фролов приблизился к окну, поднес горлышко к носу. Явственно пахло химикатами. Через две минуты секрет был раскрыт: кондитер пользовался анилиновой краской при окрашивании пряников.

Симптомы загадочного заболевания совпали с признаками отравления анилином. Кондитер, соблюдавший «режим экономии», промахнулся. О случившемся немедленно были поставлены в известность соответствующие органы, а на злоумышленника составлен протокол.

- Пролетарский суд воздаст ему должное, - обличает «нэпмана» Путилин. - Но есть ли, вообще, гарантии в том, что, покупая пряник или куклу в частной лавке, человек не отравит своего ребенка?

Было много способов окрасить продукты в разные цвета: вишневый и малиновый сок, лимонная и апельсиновая цедра, кофе и чай, да даже луковая шелуха и свекла с морковкой. Но анилиновая краска стоила раз в десять дешевле, хотя в этом случае обошлась «экспериментатору» и его жертвам намного дороже.

Китайский квас

Не менее творческая инициатива процветала и в других областях, в частности, в производстве горячительных напитков. Молодая советская власть усиленно боролась с самогоноварением, продажей алкоголя в неурочные часы на дому, пьянством в рабочее время и прочими нарушениями многочисленных постановлений. Но народ предпочитал перегонять на самогон скрытый от обложения налогом хлеб, и этот промысел приносил куда большую выгоду, чем продажа хлеба государству или даже на рынке. Тайные торговки «хлебным вином» рассчитывались через форточку на заднем дворе, а любители выпить всегда могли найти лазейку, коли «душа просит», хотя бы в заведениях под самыми безобидными наименованиями.

Как писала «Красная Башкирия» в апреле того же 1928 года: «С некоторых пор в Уфе приобрел громкую известность китайский квас, приготовляемый китайцем Ко-Мен-Фу. Квасоварня Ко-Мен-Фу в Софроновской слободе была открыта в любое время - и в дни, когда хлебная не продается, и в часы, когда все «злачные места» города закрыты. Среди местных алкоголиков Ко-Мен-Фу пользовался заслуженной известностью, ибо напиток был дешев и пьян. Квас Ко-Мен-Фу был крепче пива Башпрома».

В 1920-е годы китайцев, заброшенных революционными ветрами, было довольно много на Южном Урале, в том числе в Башкирии и в Уфе. Кто-то из них с оружием в руках устанавливал советскую власть, а потом мирно трудился в качестве чернорабочего или мелкого служащего, кто-то делал свой маленький бизнес: показывал фокусы, тачал обувь, занимался портновским делом, торговал цветами, игрушками своего изделия, пек лепешки, выращивал овощи. С начала тридцатых китайцы начали постепенно исчезать с уфимских улиц. Многих выселили в организованном порядке, кое-кто сам уехал вместе с русскими женами и детьми от греха подальше. Одним из последних представителей китайской диаспоры в нашем городе перед войной был некий торговец сластями, обосновавшийся при входе в булочную на углу улиц Егора Сазонова (ныне Коммунистической) и Цюрупы в доме, который теперь занимает Министерство юстиции РБ. Внешне он ничем не отличался от простых советских граждан, ни длинной косы, ни халатообразной куртки не носил, но все про него знали, что он - китаец. Его тянучки и маковники были очень вкусными.

Но вернемся к нашей квасоварне. Секрет ее популярности был прост: напиток настаивался на маковых головках, выходило дешево и сердито.

Ко-Мен-Фу имел неприятное объяснение с вездесущей фининспекцией, вскоре предстал перед народным судом по обвинению «в превышении установленной законом крепости для кваса» и получил примерное наказание - целый месяц лишения свободы. Сурово, ничего не скажешь.

«Отряд не заметил потери бойца», на место Ко-Мен-Фу оперативно встал Шань-Фа. Озаботившиеся лица клиентов разгладились. Продажа «китайского кваса» - гнусного, вонючего, одурманивающего ширилась. Не прекратились и пьяные безобразные сцены, отвратительные скандалы, драки вплоть до поножовщины. Было где развернуться знаменитому софроновскому хулигану Оське.

Редакцию «Красной Башкирии» засыпали письма рабкоров:

«Закройте очаг заразы и хулиганства. Уймите Оську. Избавьте Софроновку от дикого и часто небезопасного для случайно подвернувшегося человека разгула. Рабочий».

«У нас в Уфе, помимо винных лавок, имеется много шинков, которые торгуют всеми спиртными напитками. Кроме того, они продают еще и вредное зелье: ханжу [ханшин,  кит. байцзю, плохо очищенная водка из гаоляна] и китайский квас. Если мы хотим развернуть борьбу с пьянством, подпольной продаже спиртных напитков в первую очередь следует положить конец. Комсомолец Ульянов».

На всем протяжении истории СССР борьба с пьянством то затихала на время, то вновь набирала силу. Вечные качели между поступлением в государственную казну «алкогольных» денег и вредом, наносимым социалистическому строительству и человеческому здоровью.

Анна Маслова