Российского кинорежиссера Валерия Ахадова представлять не надо: его остросоциальные фильмы обсуждают, пересматривают… «Дорогая Елена Сергеевна», «Кто поедет в Трускавец?», «Женщин обижать не рекомендуется». Его картины оставляют след в душе. Он часто встречается с любителями кино, молодежью и с удовольствием размышляет о смысле своей профессии, о том, какие мысли и эмоции кино должно вызывать. И легко ли это - снимать фильмы? Об этом и наша беседа, состоявшаяся через сайт afisha.timepad.ru.
- Чем интересен, на ваш взгляд, любой режиссер?
- Надо сказать, я сначала не очень долго учился на философском факультете МГУ, где нам рассказывали про «ужасных» людей - субъективных идеалистах, противниках всего того, чем мы тогда увлекались. И я запомнил простую формулу: субъективные идеалисты считают, что мир, который вокруг нас - это комплекс наших личных ощущений, и, если с точки зрения материалистической философии это не совсем правильно, то для режиссера - формула, которой он должен следовать. Потому что режиссер интересен именно тем, как он смотрит на мир. С этой точки зрения, хотя я и не истина в последней инстанции, это именно то, что считается основополагающим в нашей профессии. Каждый человек, мысленно рисуя будущее, вспоминая прошлое (благодатное для него или нет), тем самым создает сценарий своей жизни. Он ежедневно в поступках режиссер. Так что эта профессия вполне укладывается в систему нормального человека.
- Как начался ваш путь в кино?
- Я к этому шел тяжело. Сначала работал в театре, потом на киностудии (от осветителя до ассистента оператора). Поехал поступать во ВГИК, окончил с «четверкой» в дипломе, что очень плохо. И решил, что не приспособлен к профессии. Ушел служить в армию, вернулся… И случилось так, что один мой приятель, режиссер театра, предложил мне поставить пьесу. У меня, как ни странно, это получилось, даже были положительные отклики в прессе. Потом был еще один спектакль – по Чингизу Айтматову – «Восхождение на Фудзияму». Там ситуация такая: девять друзей – старшеклассников со своей школьной учительницей собрались на горе, которую они назвали Фудзиямой. И там происходят события. коллизии, где каждый проявляет свое лицо, характер. В этом спектакле девять актеров не уходят со сцены три часа. Для меня это было настоящим испытанием и школой. Здесь никому не скажешь: «Ты не в кадре!» Все должны на сцене жить, проявляться. Постановка имела успех, а я обрел силы. Потом началось кино – большое, серьезное.
- Трудно ли взглянуть на свое детище со стороны, дать ему оценку?
- Есть кино, которые стараюсь не вспоминать, есть три-четыре, которыми доволен. Конечно, продолжаю работать в театре, и, собственно, считаю это важной частью моей жизни. Он спас меня в 90-е! Тогда работал в Душанбе, началась гражданская война, катастрофа, ежечасный ужас. Что делать? Я предложил коллегам, тем, кто не боялся все поменять, уехать. Мы приехали в Магнитогорск. В 90-е, когда все было плохо, продукты по карточкам, мы создали хороший театр. Нам удалось сохранить себя в профессии, и прекрасные спектакли ставили, которыми горжусь.
- Театр и кино - в чем принципиальная разница?
- У Эфроса есть замечательная книга «Репетиция - любовь моя». От работы в театре получаю огромное удовольствие – от репетиций, общения с артистами, возможности все продумать, не спешить. Я не сторонник спецэффектов, которые сейчас используют. Театр - это условность, когда актер вышел на сцену, сказал: «Ах! Какой воздух в весеннем лесу!» - и зритель верит и завороженно слушает его. В кино – немного другое, здесь иная скорость, все осложнено самим процессом, и если нужен лес, нужно ехать в лес, ловить солнце или ждать ненастья… Вся предварительная часть проходит в твоей голове, в душе. А вообще самое важное в творчестве – что вы хотите сказать зрителю, какие эмоции вызвать. Ответить на это - одно из важных умений в нашей профессии.
- В чем магия «важнейшего из искусств»?
- Надо быть хорошим рассказчиком. Мы даем какую-то историю про каких-то людей, которых мы придумали, и твой фильм могут одновременно посмотреть миллионы, и я в такой момент испытываю и тревогу, и страх, и огромную радость! Я сумел увлечь в историю, сумел открыть что-то. Страшно и очень приятно одновременно. Это такое сумасшедшее наслаждение. Так странно: человек покупает билет, садится в кинозал, гаснет свет… И он знает, что там артисты, все придумано, но переживает, плачет, смеется и хочет, чтобы у героя все получилось. Но надо делать все с горячим сердцем. Я смотрю фильм и сразу вижу: сделано профессионально, но холодно, не стучит сердце…
- У нас многие любители мнят себя Федерико Феллини. И возможности появились, любым телефоном можно снять фильм, разместить на Ютубе…
- Конечно, надо быть профессионалом, знать ремесло, но, как говорят опытные мастера, этому научить нельзя, можно только научиться. На самом деле даже не знаю ни одного учебника по режиссуре и всегда советую: бывают хорошие интервью с режиссерами или их книги, рассказы. Читайте и по крупицам собирайте, может, и действительно что-то значит, а если это так, то зритель вас найдет, оценит.
- С какими актерами работали, кто вам стал близок по духу?
- Мне довелось работать и с маститыми, и с молодыми актерами. С лучшими сильнейшими актрисами нашего кино и театра - Купченко, Гундаревой, Розановой, Муравьевой, Полищук, Васильевой, Жерардо создал замечательные картины. Трагические клоунессы, которые умеют балансировать на грани юмора и трагедии, через гротеск показать сложные драматические судьбы. Из мужчин - классик Ульянов, Безруков, Гаркалин. Они могут сделать в кино все, что ты хочешь. Заметил, что актеры в амплуа трагический клоун - мощны и точны в драматических ролях. Все делается на кончиках пальцев. Актер создает человека, в сюжете всегда есть столкновение характеров. Мне довелось в трех разных театрах поставить «Чайку», и все постановки успешные, но это разные спектакли.
- Есть в вашей натуре доминанта?
- Да, независимость в творчестве. Мне могут предложить хорошие условия для работы, но в обмен… Даже не важно, на что, все равно откажусь.
- Был ли у вас творческий кризис?
- Да, с самого начала. Есть картины, которые не хочу вспоминать. В театре не было ни одного провала, а в кино были.
На самом деле у каждого режиссера есть фильмы, которые ему дороги, где, как он чувствует, ему удалось осуществить задуманное на 50 процентов. Если на 60 – 70 - это ты получил, что хотел. Как тебя оценят, другой вопрос, но ты сумел воплотить свой замысел. Это мотивирует на дальнейшую работу.
- Есть у вас такие, мотивирующие работы? Вообще, что заставляет все оставить и начать снимать фильм?
- Должно задеть за живое. Прочитал повесть Козловского «Руфь» и так зацепило, что решил: буду снимать фильм. Поехал на Центральное телевидение договариваться, нужна была актриса. В главной роди в этом фильме снялась великолепная Анна Жерардо. И она сумела передать то, что я хотел. Это история француженки, которая вышла замуж по любви за русского дипломата, в дальнейшем репрессированного, и сама она оказалась на двадцать лет в лагерях, но осталась здесь, хотя могла уехать. И когда ее спрашивали почему, она отвечала – это родина моего мужа. Для меня важно было рассказать эту историю средствами кино.
- Есть работы ваших коллег, которые высоко цените?
- Надо сказать, за последние два года в России снято много хорошего. Радуюсь за тех, чьи фильмы получились, отмечены на фестивалях, хотя оценка здесь - вещь субъективная. Хорошие картины - те, о которых говорят не только в кинематографических кругах, но и в обществе. Мы не должны равняться на зарубежные каноны, мы всегда брали душой. Такие фильмы, как «Летят журавли», «Баллада о солдате» - мировая классика.
- Многие критики считают, что современное кино переживает кризис, кажется, уже обо всем снято.
- Кризис есть не только в кино. Начало века всегда этим грешит, есть кризис идей, но все повторяется. Да, все сюжеты известны, все снято, нарисовано, написано… Однако когда и кого это останавливало? Жизнь идет дальше.
Беседовала Лилия ЗИМИНА.
Фото: Кадр из фильма «Женщин обижать не рекомендуется»
