Материал о приезде Самуила Яковлевича Маршака в Уфу я задумала написать давно, лет десять назад или даже больше. Но тогда у меня еще не было фотоаппарата, я писала все от руки. Дело это трудное: через час начинает ломить пальцы, на среднем проступает краснота, резко сочувствуешь монахам-переписчикам в средневековых скрипториях. В общем, всю заметку в газете я не переписала, оставила «на потом». Потихоньку подбирала информацию. И вот тогда в интернете встретила упоминание, что в поездке с Маршаком был его сын. Сейчас, вернувшись к прежней задумке, стала искать... и ничего не нашла. И вдруг обнаружила в «долгой» папке свои же собственные выписки из воспоминаний ленинградского поэта Льва Друскина. Информация настолько интересна, что я решила сказать несколько слов вдогонку. Живые подробности всегда ценны.

Оказывается, Маршак взял с собой в поездку всю семью: жену Софью Михайловну, обоих сыновей - младшего Яшу, которому было тогда одиннадцать лет, и старшего Иммануэля (Элика) вместе с невестой Таней Сперанской. Помогал руководить пионерским коллективом на пароходе Даниил Хармс. Высокий, худой, он беспрестанно находился в движении. Даже стихи, о которых просили его дети, он читал на ходу: «Летят по небу шарики, а люди все стоят, летят по небу шарики, блестят и шелестят».

Лев Друскин, один из юных дарований, так вспоминал об этом путешествии (привожу в сокращении):

«Началось наше путешествие с Москвы, с приема у наркома просвещения Андрея Сергеевича Бубнова. Он встретил наш автобус на своей даче в Кунцево. Перед нами будто развернули скатерть-самобранку. На шестьдесят метров немыслимые яства: паштеты, балыки, паюсная икра, миноги, севрюга... И не какие-нибудь яблоки, а клубника со взбитыми сливками, бананы и ананасы. Я ужасно жалел Люсю Виноградову. У нее с утра разболелся живот, ей сварили манную кашу, и она ела ее, обливаясь слезами, стараясь не смотреть на это великолепие.

Плыли мы весело. Писали стихи, читали их друг другу и Самуилу Яковлевичу. Иногда сильно задавались, но он часто и убедительно сбивал нашу спесь. Авторитет его был непререкаем.

На палубе возникали романы. Главным успехом пользовалась Наташа Мандельштам, племянница Осипа Эмильевича. Она была жестокой и неприступной. Алик Новиков даже хотел из-за нее топиться. Я тоже не избег общей участи.

В Горьком случилось происшествие: меня забыли на пристани. Суетились, носили вещи, шумели. Вдруг сняли сходни и пароход отвалил. Он удалялся по Волге, постепенно уменьшаясь и, наконец, превратился в точку. Я сидел и думал спокойно и печально:

- Ну вот, я и остался один? Что же теперь со мной будет?

Но точка стала расти, над ней появились трубы: пароход возвращался. На пристань сбежал Элик Маршак, схватил меня в охапку и понес.

С Эликом у меня связан еще один милый и смешной эпизод. Я перевлюбился в Люсю. И чтобы произвести на нее впечатление, распустил слух, что у меня есть яд, и я собираюсь отравиться. Слух дошел до Маршака. Он вряд ли поверил, но на всякий случай подослал ко мне Элика. Элик явился грустный и стал делиться своими несчастьями: Таня его не любит, и он решил покончить с собой. Так вот не дам ли я ему немного яду? Хитрость была шита белыми нитками, и мне стало жутко смешно.

Мы были маленькие - плыли, дурачились, играли. Но для всех нас наступали ежедневные священные часы - занятия с Маршаком. Я выразился неудачно - какие там занятия! Просто поразительно интересные разговоры, - разговоры, а не беседы. Больше, пожалуй, чтения. В моих ушах чуть сипловатый голос с астматической одышкой, и эта одышка как-то не мешала, а помогала ритму, неизменно попадая в цезуру».

Маршак читал свои переводы из английской классической поэзии, баллады, стихи Бернса.  Читал Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Дениса Давыдова. Ценил Некрасова и ставил его выше Тютчева. Недолюбливал Багрицкого и ненавидел Долматовского, считая его символом пошлости.

Студент-математик Яков Маршак умер в двадцать лет от туберкулеза. Иммануэль Самуилович прожил долгую жизнь. Стал известным физиком, создателем новой отрасли физики - физика электрического разряда в газах. Блестяще владел английским языком, в его переводах мы читаем «Гордость и предубеждение» и “Нортенгерское аббатство» Джейн Остин.   

Анна Маслова.