Говорят, геология – романтическая профессия. Совсем недавно она считалась престижной и популярной: про исследователей недр снимали фильмы, им посвящали песни. Осталось ли что-то от былой романтики сегодня? Об этом мы побеседовали с директором ООО «Уральское горно-геологическое агентство» Александром Кочергиным.
Он пришел в профессию в самом начале развала Советского Союза, когда разлад затронул даже такие мощные организации как ПГО «Башкиргеология» - перестали платить зарплату. Сотрудники стали искать возможность выжить. Вместе с наставником Виктором Шефером создали первое частное предприятие по геологоразведке. В то время бытовало мнение, что частникам недоступны сложные расчеты и изыскания, поэтому за признание пришлось побороться.
Первым делом стала подготовка Тирлянского месторождения красной охры. Затем последовали бесценные сиены и умбры, лучшие сорта которых отправлялись на завод художественных красок «Невская палитра» в Санкт-Петербурге, а ведь раньше этот специфический товар приходилось заказывать из-за границы. До сих пор коричневые, красноватые, рыжие и желтые краски делают с помощью пигментов Башкирии.
Следующей победой стало сотрудничество с «Кнауф», крупнейшим производителем изделий и строительных смесей из гипса. Казалось бы, простое полезное ископаемое. Но и здесь все оказалось совсем не просто. Не обошлось и без народного бунта: в Аургазинском районе, где собирались поставить завод, распространили фейк, что добыча гипса имеет радиоактивную опасность. Для человека, хоть немного знакомого с геологией, это покажется глупой шуткой. Однако протесты были такой силы, что строительство пришлось перенести в Кармаскалы, где и было подготовлено месторождение объемом 22 млн тонн.
«Настоящий детектив!» - так охарактеризовал Александр поиск залегания особо чистого апокарбонатного талька, который не был известен ранее не только на Урале, но и в европейской части России. Несмотря на то, что здесь крупнейшая сырьевая база этого минерала, он непригоден для получения высоких сортов – содержание железа слишком велико. Изыскания в регионе делали по эталону, ориентируясь на традиционные локализации. Например, в Восточной Сибири тела талька приурочены непосредственно к магнезитам. У нас магнезиты изучались, но безуспешно. Идею о своеобразии локализации месторождений минерала доказывали от 15 лет – и добились успеха. Изменив систему поиска, «Уральское горно-геологическое агентство» нашло три проявления и доказало промышленную ценность новых месторождений. Механизм формирования залежей оказался такой же, но в силу каких-то особенностей они возникли в иных частях недр. Добыча еще не началась – объект нужно довести до ума. Ведь месторождение не просто находка полезного ископаемого. Карьер представляет собой инженерный объект; чтобы его заложить, требуется доказательство промышленных мощностей и рентабельности, необходимо определить его границы, факторы, осложняющие добычу и многое другое. Обычно это занимает несколько лет.
Несмотря на огромный объем «бумажной » работы, Александр Кочергин по-прежнему выезжает «в поля», откуда привозит образчики потрясающе красивых минералов - но не для личной коллекции. Различные яшмы и обсидиан, лазурит и змеевик, флюорит и амазонит становятся палитрой красок для создателей уникальной флорентийской мозаики. Из кусочков благородного камня мастера складывают невероятные картины, и уфимские камнерезы известны далеко за пределами России. Яркие представители башкирской школы этого удивительного по красоте вида изобразительного искусства трудятся в мастерской художественной обработки камня «Уралташ-Арт» под руководством Любовь Чебан.
Источником вдохновения может стать все что угодно: картина великого художника или журнальная иллюстрация, «зацепившая» внимание, в любом случае результат захватывает дух. Из тонких пластинок поделочных камней, тщательно подбирая цвет и фактуру, мастера собирают каменное «полотно», которое сложно отличить от живописного.
А все начиналось практически «на коленке». Любовь Дмитриевна показала огромные алмазные круги, с помощью которых когда-то они вырезали первые элементы картин. На огромных, неуклюжих станках «Башкиргеологии», призванных делать промышленные срезы пород, создавали первые поделки, пытаясь выжить в трудные девяностые. Инициативные, талантливые и молодые камнерезы собрались в «Артель», где под предводительством Халида Нигматуллина и Любовь Чебан, в атмосфере, пронизанной творчеством и энергией, зародилась башкирская школа флорентийской мозаики. Этот импульс художники камня пронесли сквозь череду неурядиц и кризисных лет и продолжают свой кропотливый, тончайший труд в мастерской «Уралташ-арт».
Сейчас башкирская мозаика признается лучшей во всем мире: стиль, индивидуальность, мастерское воплощение оригинальных идей узнаваемы. Цена мозаичного полотна колеблется от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов рублей, но это не говорит о сверхприбылях мастеров, ведь на его создание может уходить от нескольких месяцев до нескольких лет, в зависимости от композиции и размеров рисунка. Обработка весьма твердой яшмы требует качественных и дорогих инструментов, прежде всего, пил и шлифовальных машин, рабочие части которых быстро изнашиваются. И все это также входит в конечную цену изделий.
Зато картины становятся практически вечными и не подвержены влиянию времени. Увы, но спрос на великолепные изделия сейчас в России невелик. Это иной уровень, которого можно достичь лишь на зарубежных выставках, где работы башкирских мастеров будут блистать в полной мере. Но талантливые камнерезы не могут позволить дорогостоящие поездки. Александр Кочергин уверен – каменная мозаика должна стать брендом региона наравне с моторами УМПО, кумысом и медом. Уральское горно-геологическое агенсиво давно поддерживает «Уралташ», помогая деньгами, материалами и юридической опекой. Но без государственной поддержки уникальное направление живописи может исчезнуть.
Юлия ПАХОМОВА.