Уфа находилась далеко от канонады взрывов и артналетов, но жизнь города с началом войны кардинально изменилась. С Советской площади уходили на фронт солдаты, а вскоре по ненадолго опустевшим улицам потянулись вереницы эвакуированных из Ленинграда, Рыбинска, Москвы.
Более 104 тысяч человек прибыли в Уфу в 1941-1945 годы. Работы для всех было вдоволь, но жителей необходимо было обеспечить жильем и едой. Поэтому уже в июле-августе рынки заметно оскудели, а к сентябрю 1941 года в Уфе, как и в других городах, были введены карточки. Сначала на хлеб, сахар, кондитерские изделия, а с 1 ноября - на мясо, рыбу, жиры, крупы, макароны.
Жилищный вопрос решался подселением. В любой момент в дверь могли постучать, и незнакомый мужчина или девушка с чемоданчиком в руках заявляли:
- Здравствуйте, я к вам на подселение.
Конечно, активно строились бараки и даже «сталинки» для заводского управления. В целом с начала войны по 1943 год было сдано в эксплуатацию около 160 тыс. кв. метров жилой площади. Но тесные комнатушки, разделенные тонкой занавеской, еще долго служили приютом для 7-10 человек. Людей также селили в банях, школах, сараях.
***
15-летняя ленинградка Нина Ямщикова навсегда уехала из родного города летом 42-го года. Пока они переправлялись по озеру на небольшом катере, их постоянно бомбили. Потом на поезде - до Ярославля, а оттуда на пароходе в Уфу. Нину и ее маму эвакуировали вместе с заводом «Красная заря». На нем выпускали аппаратуру для связи, полевые телефонные аппараты и штабные коммутаторы.
- Нас поселили в бане на Аксакова, 56. Я была истощена, как тень, и казалось, что не замечаю ничего вокруг. Жизнь и здесь была очень тяжелая, чтобы прокормиться, мы покупали картофельные очистки. Сразу же мама вышла на работу, а я продолжила учебу. После окончания школы фабрично-заводского обучения встала у шлифовального станка на Кировском заводе, где проработала 40 лет, до выхода на пенсию. Предприятие располагалось напротив стадиона «Динамо», сейчас его уже нет. Рано вышла замуж и из жительницы Ленинграда превратилась в уфимку, - вспоминает Нина Николаевна.
Нужда и голод следовали по пятам всех уфимцев, но эвакуированным семьям приходилось еще тяжелее. Многие прибывали на новое место даже без личных вещей, утерянных во время долгого переезда.
- Мне очень запомнилась одна девушка, Катя ее звали. Она всегда приносила на работу обед - отварной картофель. Запах этого блюда просто сводил с ума, и казалось, что ее семья очень зажиточная, - добавляет Нина Ямщикова.
Под огороды горожанам выдавали небольшие участки, на которых сеяли просо, сажали овощи. Кому-то удавалось вырастить на них скромный урожай, служивший подспорьем в голодное время. Но случалось и так, что всю посаженную картошку выкапывали на следующий же день.
Надежда Степановна Стуканова в книге «Дневники», изданной к 90-летию УМПО, вспоминает:
- Особенно тяжелым оказался второй год войны. Я работала на заводе телефонисткой, и меня отправили с поручением. А в трамвае украли карточки и деньги. Кондуктор подняла шум, стали искать пропажу, деньги то нашли, а карточки - нет. Без них, по которым выделялось в день 250 граммов хлеба, грозила верная смерть. Три дня я продержалась, на четвертый упала у заводоуправления. Женщина ко мне подошла и спрашивает: чего сидишь? А я едва губами шевелю. Помогла она мне подняться и повела в пятую столовую, где была группа, распределявшая хлеб по талонам. Там и работала моя спасительница Екатерина Волкова. Она напоила меня чаем, дала кусок хлеба и предложила пойти к ним в грузчицы по сменам. Так я и выжила.
***
Лидия Гусева в 1941 году окончила 10-класс 61-й школы. Почти все ее одноклассники и учителя вскоре ушли на фронт, а она – на завод. Здесь трудилась вся ее семья. Отец Ефим Филиппович Гусев – потомственный заводчанин, коммунист, был начальником отдела. Брат Владимир подростком трудился на заводе, а когда ему в 1943 году исполнилось 18 лет, добровольцем ушел на фронт. Все, что осталось в памяти о тех днях: 12-часовой труд и постоянное чувство голода.
Осенью многим заводчанам давали административный отпуск, чтобы у них была возможность запастись продуктами. Ездили «на картошку»: за помощь в сборе можно было и себе взять. Каких-то бытовых принадлежностей тоже не хватало – голову мыли золой.
- Мой дед Николай и его братья работали на Рыбинском заводе и их эвакуировали всех вместе, - говорит Анна Чурина. – Это во многом и помогло выжить в трудные военные годы. Рабочим разрешали брать с собой вещи строго по нормативу, и выбор нашей семьи на первый взгляд кажется странным. Они привезли семь чугунных утюгов, старинный буфет и швейную машинку зингер.
Семью Чуриных поселили в маленькой комнатке одного из домов по улице Цурюпы. Добираться на работу из центра было очень сложно. Многие заводчане вспоминают, что, доехав до дома, могли только умыться, поесть, и нужно было уже ехать обратно.
- Было очень голодно, продуктов по карточкам не хватало, и постепенно все рыбинские утюги обменяли на продукты, - продолжает Анна Вадимовна. – Так как все взрослые были постоянно на работе, дети одни ходили в ближайшие деревни и меняли вещи на нехитрую снедь. Зимой им приходилось идти по ледовой переправе в районе Затонского моста.
Позже Чуриным дали жилье ближе к заводу, и они переехали в Черниковку, дети, внуки и даже правнуки эвакуированных рыбинцев продолжили работать на заводе.
***
Федор Константинович Марков в годы войны работал в уфимской милиции. На тот момент у него было четверо детей, старшему едва исполнилось восемь, а младшему - несколько месяцев. На фронт его не взяли, работы милиции хватало и в тылу. В 1942 году его командировали в Москву, так как в городе хозяйничали мародеры, было много брошенных квартир. Федору Константиновичу даже предлагали остаться в столице, но его жена Елена, тоже работник органов внутренних дел, была категорически против переезда.
Семья жила в квартире старого дома №25 по Карла Маркса, 25 (сейчас на этом месте Башкортостанская митрополия и уфимская епархия), старшие дети учились во 2-й школе, младшие ходили в детский сад. Родители круглосуточно были на работе, и за детьми присматривала старенькая бабушка. Фактически же дети, как и остальная дворовая ребятня, были предоставлены сами себе.
- Все, что дети помнят о годах войны, постоянный голод, - говорит Стелла Маркова. – Мой отец был вторым по старшинству ребенком в семье и рассказывал, что ели они один раз в день и очень скудно. Поздно вечером, когда мама приходила с работы, она приносила 300 грамм сахара. Семья пила сладкий чай - и на этом все. После открытия второго фронта до Уфы стала доходить какая-то минимальная помощь. Именно в это время в садиках и в начальной школе детей стали подкармливать жидкой манной кашей.
Надежде Григорьевне Стуколкиной скоро исполнится 95 лет. Всю свою жизнь она проработала закройщицей в ателье, а во время войны ей пришлось примерить на себя другую профессию.
- Незадолго до начала войны мы переехали в Булгаково. Отец купил небольшой домик, взяв деньги в долг у совхоза. Вскоре его забрали в армию, - вспоминает вдова ветерана ВОВ, труженица тыла Надежда Григорьевна. – Надо как-то жить, выплачивать ссуду, ну и пошла работать на конюшню при спиртзаводе. Возила из булгаковского леса бревна. Страшные были времена, дороги пустые, люди разные встречались. Отец наш попал в плен, и мы лишились всякой поддержки. Жить стало еще труднее. Выкручивались как могли, варили суп из крапивы и лебеды, сажали что-то на огороде. Да все примерно одинаково жили: голодали, много работали и ждали Победу.

Подготовила Екатерина МАРКОВА.