Под такой незатейливой рубрикой скрывалась переписка старинных «Уфимских губернских ведомостей» с авторами, поставщиками заметок на злобу дня, ученых статей с этнографическими наблюдениями или рассуждениями о судьбах России на переломе столетий, беллетристических экзерциций и стихотворных опусов разного достоинства.
Так, в декабре 1904 года в «Почтовом ящике» редакция поздравляла местное восходящее дарование в лице Владимира Старогородского:
«Рады, наш молодой сотрудник, известить Вас, что Ваше симпатичное стихотворение, посвященное Л. Кологривовой, перепечатано «Московскими ведомостями», в № 346, от 14 декабря, в рубрике «Дневник», под заголовком «Отклик».
Юный шестнадцатилетний автор амфибрахической строфой живописал мысли и чувства, всколыхнувшиеся в нем после прочтения православно-патриотических поэтических излияний Лидии Александровны Кологривовой, видной деятельницы монархического движения, в изобилии печатавшейся в московских газетах и журналах.
«Тебя я не знаю, но лиры твоей мне в душу аккорды запали» - как-то так. И еще: «Года протекут и смолкнут раздавлены, гады. Потомки ж и память о них проклянут, иной им не будет награды» - это о внутренних врагах, подрывающих мощь великой Руси.
Все правильно: в начале ХХ столетия наша газета, будучи официальным органом, «поправела», и такого рода материалы горячо приветствовались.
С наступлением нового 1905 года патриотическая направленность присылаемых корреспонденций лавинообразно усилилась. Все же редакция старалась дипломатично отсекать явно бредовые послания.
«Г-ну Гиллерману. Вы так много прислали в редакцию писем с «предсказаниями» о ходе военных действий, то не можете ли вы прислать еще одно, с пояснением, каким же способом, в самом деле, вы производите выводы по этим предсказаниям? Если ваш способ и выводы представляют что-либо оригинальное, то мы, пожалуй, посвятим им отдел смеси. В противном случае, не обезсудьте».
«Г-ну Д. Капонерову. Ваша патриотическая статья «Черви России» не может, к сожалению, быть напечатанной, на том основании, что вы употребляете в ней, хотя и вполне справедливо, слишком резкие термины, подчас нецензурные, по адресу внутренних врагов и лже-учителей. Если вы пожелаете выразить вашу убежденную верноподданность, опустив резкости, неудобныя в печатном слове, мы с полной готовностью дадим место вашей статье».
«Златоуст, г. А-всу. Присланное от 27 февраля - напечатано не будет. Замените чем-либо другим, нет ли этнографических и других очерков?»
Иногда авторы пытались скрыться под псевдонимами. К примеру, некто, называвшийся Мыльным Пузырем, надо думать, из боязни, как бы его не вычислили в ближайшем окружении, встретил вежливый, но решительный отпор.
«Беседа ваша «о молодежи ХХ столетия», с весьма нравственными взглядами, не может, однако, быть напечатана по чисто нравственным же соображениям, так как, указывая на отрицательныя стороны молодежи, вы тем самым очень подробно излагаете способы непотребных отношений в молодежи. Мы также затруднились бы дать место развитию вашей идеи «об ухлестывании барышней за кавалерами» и «о любви двадцатилетняго к сорокалетней».
Или прямо и недвусмысленно: «Лицу, именующемуся «Председатель Комитета Неблагородных Дам». Благоволите, если признаете возможным, уведомить редакцию - когда и кем учрежден комитет, во главе котораго вы стоите?»
Вскоре последовало грозное предупреждение. Видимо, поток «мыльных пузырей» и председателей неведомых комитетов продолжал нарастать.
«Анонимам и лицам, подписывающимся вымышленными именами, редакция «Уфимских губернских ведомостей», раз навсегда, объявляет, что для сведений, помещаемых в анонимных или безыменных сообщениях, в официальном органе места нет, а равно, - что доносы и пасквили, буде авторы их из малодушия или других побуждений не подписались, - подвергаются тотчас уничтожению».
Особо настырным авторам, получившим от ворот поворот, редакция отвечала так:
«С. Андреевка, Бирскаго уезда. г. Лапину. На обратную пересылку вашей «всей» корреспонденции требуются значительные почтовые расходы».
В общем, сотрудники «Уфимских губернских ведомостей» умели отказать, иной раз мягко, но чаще с нескрываемо иронической интонацией. Обойденные славой корреспонденты должны были утешаться тем, что их писательский порыв все же не остался незамеченным.

Анна Маслова.