- Ты петлю на меня накинь да задави...
- Вообще-то не петлю, а петлю, - перебивает Азата Маликова худрук Молодежного театра Мусалим Кульбаев. - Но тут надо определиться, какой именно вариант мы выбираем. Возможно с ударением на «ю», подчеркивая темность и неграмотность Клеща, но тогда нас зритель может не понять. Поэтому, Азат, давай пока будем использовать правильный вариант...
А я сижу в небольшом репетиционном зале, в котором 18 актеров и один режиссер зачитывают горьковское «На дне». Спектакль на сцене Национального молодежного театра последний раз шел в позапрошлом году, и актеры произносят бессмертный текст словно заново, что в чем-то напоминает попытки пройти по дремучему лесу старыми забытыми тропами, которые успели и подзарасти, и даже сменить направление. До премьеры, которая состоится 30 января, осталось не так много времени, а надо еще ввести двух новых актеров: Кирилла Ажмякова на роль Барона и Ильяса Хасаншина на Кривого зоба...
- Во время читки меня не покидало ощущение, что эти слова из знакомой с детства пьесы я слышу впервые. Настолько они безошибочно выстреливают в сегодняшний день. Почему вы решили возвратиться к ее материалу?
- Дело в том, что пьеса рассматривается нами как притча, которая легко перекладывается в любые пространственно временные реалии. И хотя в ней нет признаков сегодняшнего дня – сотовых телефонов, компьютеров, - но мы не стали себя ограничивать с точки зрения костюмов. И получается, что в рамках пьесы мы можем использовать весь опыт, который человечество накопило к нынешнему дню, - вслух рассуждает Мусалим Георгиевич. – Поэтому в сценической версии у нас под потолком висит и модель искусственного спутника Земли. Да и само место действия сложно определить с первого взгляда: то ли заброшенная общественная баня, то ли коммунальное подземелье. Вообще, мне кажется, Горького слишком опрометчиво записали в буревестники революции и основатели социалистического реализма. Пьеса «На дне» как раз и демонстрирует свою вневременную и внеконтекстуальную ценность. В ней невооруженным взглядом можно разглядеть неоспоримую притчевость изложения...
Но вернемся к самому началу. Нам удалось попасть в репетиционный зал первыми. Мы с фотографом уже успели освоиться в его пространстве, когда в него поодиночке стали приходить столь знакомые нам по сцене Молодежного актеры. Они рассаживались на маленьких школьных стульях вдоль стены и сразу становились похожи на школьников, которые обсуждают свои каникулярные приключения, пока не прозвенел звонок. А вот в тихий ручеек актерских разговоров влился бархатный бас Народного артиста РБ Марата Курбангалеева. Он играет в пьесе самого, пожалуй, загадочного персонажа – Луку. Эдакий странный старичок, тихонько пришедший в пространство «дна», незамысловатыми манипуляциями перевернувший в нем привычное течение жизни, и так же тихонько исчезнувший. Своего рода комета Галлея, промелькнувшая на фоне жизни затхлой ночлежки.
- Скажите, - решил обратиться к нему с провокационным вопросом, - а мандраж не ощущаете? Все-таки спектакль не игрался почти полтора года?
- Пусть они мандражируют, - отшучивается актер, кивая на вводящихся на роль новичков. – Хотя... понервничать иногда полезно – ощущаешь себя в тонусе.
Но вот все собрались, и в зал вошел художественный руководитель театра.
- Поскольку все очень давно играли «На дне», предлагаю сначала пройти по тексту, чтобы несколько взбудоражить в памяти полный его объем. А уже завтра начнем идти по эпизодам. Все согласны? Тогда давайте вдумчиво и не торопясь почитаем. Начали! Кирилл, - обращается режиссер к Ажмякину. – Пьеса начинается с твоих слов, значит, на тебе и вся ответственность.
- Дальше, - произносит Кирилл Ажмякин первые слова Барона. И сразу же уточняет: - Мы же просто так читаем, что называется «без таланта»?
- Конечно, - кивает Мусалим Георгиевич, и пьеса покатилась, словно булгаковский велосипед, дальше. Слова, произносимые без особой эмоциональной окраски, перекатывались от актера к актеру, и от этого они становились еще более объемными, вскрывая в себе совершенно неожиданные смыслы:
«...Сатин. (приподнимаясь на нарах). Кто это бил меня вчера?
Бубнов. А тебе не все равно?..
Сатин. Положим, так... А за что били?
Бубнов. В карты играл?
Сатин. Играл...
Бубнов. За это и били...
Сатин. М-мерзавцы...
Актер. (высовывая голову с печи). Однажды тебя совсем убьют... до смерти...
Сатин. А ты - болван.
Актер. Почему?
Сатин. Потому что - дважды убить нельзя».
Горьковский текст настолько плотный и осязаемый, что многие выражения давно уже ушли в повседневную речь. Или наоборот –повседневная речь стала вдруг сакральным текстом? Кто теперь разберет? Но каждое слово в нем, словно манок, аукается, выводя из моей памяти давно забытые картинки и переживания. Собственно, в этом и есть смысл читки, когда актеры без особого эмоционального напряжения просто проговаривают текст. Как там это назвал Мусалим Георгиевич? Взбудоражить?..
Уже после читки вновь удается переговорить с режиссером:
- «На дне», на мой взгляд, - неспешно говорит он, - история о том, как люди, оставленные Богом наедине с пустотой и самим собой, мучительно его ищут. Взыскуют, почему он отвернулся от них. И не находят ответа. Но мы-то, как современники XX века, знаем, сколько сам человек дал поводов Богу, чтобы он отвернулся от нас. Прошедший век вполне мог разочаровать в себе само Человечество. И в этом смысле пьеса, несомненно, является пророчеством.
- Сейчас в спектакль вводится два новых актера, насколько это изменит рисунок спектакля?
- Не думаю, что изменения будут кардинальными. У нас ведь нет задачи создать совершенно иной спектакль, хотя определенные коррекции, конечно, будут. Рисунок поменяется лишь в той мере, чтобы новые артисты ощущали себя в своих ролях естественно и органично, без насилия над собственной творческой природой.
- А в связи с чем вводятся замены?
- В силу различных причин: некоторые актеры ушли из театра, а спектакль действительно крупный – в нем задействован почти весь состав русской труппы. Поэтому, когда в театр пришли новые актеры, мы решили возобновить постановку. Хотя эта пьеса никогда не относилась к легкому зрелищу, она всегда была востребована нашей публикой.
- Как правило, считается, что режиссер – эдакий Карабас-Барабас, манипулирующий актерами, как тюбиками краски. Насколько верно такое обывательское представление? Как вы сами выстраиваете взаимоотношения с актерами?
- Образ режиссера-деспота сознательно культивируется в общественном сознании. И они, конечно, бывают. И более того, даже бывают успешными. Ведь в нашем деле важен результат... Но я считаю, что актеры для меня являются соавторами. И иначе мне работать просто скучно. Конечно, можно всех построить и наслаждаться чистотой своего видения, но мне такой стиль неинтересен. Поэтому мы все сочиняем вместе.
Владимир ГЛИНСКИЙ.